— А в Лондоне это знают?
— Не уверен. Считаю, что нет. Ведь в отличие от нас, они не уверены в непричастности к этому восстанию Парижа, ибо нам это выгодно. Поэтому не делают, да и не будут делать никаких резких движений. У них вся Империя трещит по швам. Одно неловкое движения и они одним махом станут заурядной европейской страной, так как отложившиеся колонии не смогут обеспечивать их сырьем и рынком сбыта. Я вообще считаю, что на территории Франции в ходе предстоящей кампании англичане будут представлены чисто символически.
— Это так на них похоже, — покачал головой Мак-Магон. — А ведь именно они эту кашу и заварили.
— Вы так считаете?
— Уверен. Александр — хитрый варвар, который всегда себе на уме и не делает ничего, чтобы было ему не выгодно. Он воспользовался минутой слабости в Европе и решил застарелую проблему русских, захватив южные проливы Черного моря. Учитывая то, как пострадали уже все ведущие мировые державы, никто оспаривать его успех не будет. Да он и не уступит от своего интереса. А новая война… нет. На это никто не пойдет. По крайней мере, не сейчас.
— А как же быть с тем, что он легко согласился выступить против нас с армией?
— Да какой армией? Вы смеетесь? В Галлиполи сейчас загружается на корабли заявленный русский контингент: один пехотный корпус, бригада горных стрелков, два полка шестидюймовых мортир и немного легкой кавалерии. По масштабам войны — совершенно ничтожные силы. Там суммарно тысяч пятьдесят человек едва наберется.
— Вы забыли про два воздухоплавательных батальона и порядка двух десятков прочих наименований.
— Действительно. Как я мог забыть два десятка малых подразделений, которые даже пехотного полка суммарно не наберут. Вы понимаете, Александр старается не хуже британцев, обойтись малой кровью. Я убежден в том, что его участие будет носить формальный характер.
— Вы знаете, а я бы так не сказал, — задумчиво сказал Базен. — Да, в масштабах фронта его силы весьма скромны. Однако учитывая новую диспозицию, его корпус, чрезвычайно усиленный вспомогательными частями, сможет действовать самостоятельно и достаточно агрессивно.
— То, что вы говорите, очень рискованно. Русский Император очень не любит терять своих людей. Я думаю, что на такой риск он не пойдет.
— Пока что Александр отличался тем, что не проигрывал крупных сражений. Признаться, я опасаюсь его.
— Мы все его опасаемся, — недовольно покачал головой Мак-Магон.
…
Глава 32
23 мая 1871 года. Лондон.
Королева сидела за декоративным журнальным столиком и читала свежие газеты. Все шло, как и запланировано — героические пруссаки, итальянцы, австрийцы и прочие, грозно махали флагами и скандировали свои намерения покарать "подлых французов". О русских же шли лишь краткие упоминания в сводках разного характера, дескать, "да, тоже где-то есть и что-то делают, но рассчитывать на них не стоит". Но в этот день все пошло не так. Хотя бы потому, что при чтении свежих газет Ее Королевского Величества присутствовали Уильям Гладстон и Эдуард Дерби.
— Почему вы допустили публикацию всех этих статей? — Сквозь зубы спросила королева Виктория.
— Мы реально ничего не могли сделать, — развел руками Гладстон. — Первыми устроили сущую истерию итальянские газеты, в тот же день отреагировали австрийцы со швейцарцами, а потом пошла просто лавина, которой было нельзя ничего противопоставить.
— А если бы мы попытались, — уточнил Дерби, — то выглядели бы в весьма недобром свете. На наши маленькие шалости, вроде максимального замалчивания участия в делах русских, можно было спокойно закрыть глаза, но…
— Что там на самом деле произошло? — Процедила Виктория. — Из газет ничего не понятно. Одна туманность.
— Наши наблюдатели в Италии сообщили, что Александр сосредоточил свои войска на побережье, недалеко от фронта, но на передовую боевые подразделения не выводил. Перед ним стояла итальянская дивизия, широким фронтом занимая оборонительную позицию по предгорной полосе.
— И французы не узнали о том, что русские сосредоточились именно в этом месте?
— Судя по всему — нет, — виновато потупил глаза Дерби.
— Почему?
— Потому что у них очень слабая разведка, а Император действовал весьма быстро. Еще до того, как его войска завершили сосредоточение в тылу итальянской дивизии, второй воздухоплавательный батальон, укомплектованный дирижаблями, действуя совместно с небольшими конными и пешими группами, устремился на позиции французов с целью разведать реальное положение их оборонительных рубежей.
— И итальянское командование на это не отреагировало?
— Отреагировало. Тем более что мы им настоятельно рекомендовали это. Однако наступление, которое они предприняли, захлебнулось. Ценой значительных жертв итальянской армии удалось отбросить французов на второй оборонительный рубеж, то есть, продвинуться всего лишь на несколько миль. И больше наступать они не могут. Даже более того — опасаются контратаки противника.
— Мне кажется, это все итальянская эмоциональность. Дела вряд ли обстоят настолько плохо.
— Они оставили на подступах к французским позициям свыше тридцати тысяч убитыми и ранеными. Причем, что немаловажно, большая часть раненых скончалась в течение суток, потому как медицинская служба у них совершенно не развита.
— А что Александр?
— А он разве не видел, как мы пытаемся его максимально затенить? По всей видимости этот шаг итальянского командования он вполне просчитал, а потому использовал в собственных интересах. Французы, подумав, что эти дирижабли отвлекающий маневр, отправили на участок итальянского наступления все свои наличные резервы, дабы не допустить прорыва фронта. Как только, французы ушли слишком далеко для быстрой реакции на его действия, он предпринял наступление. На рассвете двадцать канонерок отрыли мощный фланкирующий огонь, под прикрытием которого смогли занять свои позиции мортиры и прицельно ударить по позициям французов. Их поддержали легкие полковые пушки. Ураганный артиллерийский огонь более чем тысячи орудий длился до полудня и, как мы поняли, корректировался с воздушных шаров первого воздухоплавательного батальона. В результате — в обед все немногочисленные митральезы и пушки лягушатников были либо уничтожены, либо лишены прислуги, выкошенной шрапнелью. Да и с пехотными подразделениями французов все обстояло не так хорошо, как нам бы хотелось бы — огромные потери от шрапнелей вызвали сильную деморализацию бойцов. А потом, пехотный корпус и бригада горных стрелков перешли в общее наступление редкими цепями. Причем, до тех пор, пока русская пехота не достигла французских траншей, работала их легкая артиллерия, не дававшая лягушатникам высунуться и открыть губительный стрелковый огонь.
— Французы отступили и заняли вторую линию обороны?
— Нет. Почти все либо погибли в том бою, либо сдались в плен. На второй оборонительной линии русский усиленный корпус встретило всего три сводных полка ополченцев, причем без артиллерии, митральез и современных винтовок. Три часа артподготовки шрапнелями привели к тому, что на позициях едва ли можно было набрать батальон. Как вы понимаете, дальнейший ход событий оказался весьма и весьма плачевным. Бригада горных стрелков, совместно с осадными полками и флотилией канонерских лодок отправились осаждать Марсель, а пехотный корпус, развернулся и пошел как паровой каток в мощном фланговом ударе. Уже спустя два дня после начала русского наступления итальянского фронта французской армии не существовало. Кое-какие отдельные части старались с максимальной скоростью отступить за Рону с надеждой там закрепиться. Но шансов очень мало, так как итальянские, австрийские, венгерские, швейцарские и богемские части перешли в общее наступление, которое уже не остановить.
— А как дела обстоят на севере? Там ведь тоже успешное наступление, как пишут газеты.
— Бельгийский пехотный корпус, начав свое наступление от моря, вынудил французские войска начать общее отступление. Прусские войска поджимают французов, но никаких боев практически не идет. Все сильно измотаны, особенно колбасники.
— Тогда, мистер Дерби, я не вижу проблем в сложившейся ситуации. Прусские войска, усиленные бельгийским, нидерландским, датским, алеманским и вестфальским корпусами смогли выбить из своих траншей французскую армию и гонят ее к Парижу. Это грандиозная победа, потому что от прусской границы до столицы Франции чуть больше ста пятидесяти миль. И никто, ни единая душа уже не сможет остановить эту армию. В газетах со всей ответственностью и серьезностью нужно сказать, что победа русского Императора, безусловна, хороша и эффектна, только исход войны решила гениальная стратегическая находка Мольтке, сумевшего, практически не неся потерь, вынудить французов отступать. Вам все ясно?
